атомный проект

В конце 30-х годов прошлого столетия немецкие ученые Отто Ган и Фридрих Штрасман обнаружили, что при облучении урана нейтронами в мишени образуются щелочноземельные элементы, в частности, барий, обладающий радиоактивностью. Тогда этот эффект был воспринят как научная сенсация.

Но уже в 1945 году в конце Второй мировой войны Соединенные Штаты сбросили атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. Не прошло и десяти лет, как открытое явление деления ядер урана позволило создать целую отрасль промышленности, производящую атомное оружие, включившую в себя знания и достижения разных естественных и технических наук - физики, химии, технической механики и т.д. Одним словом, для создания атомного оружия потребовалась мобилизация практически всего естественнонаучного комплекса знаний, включая науки о Земле и биологию. Прекращение союзнических отношений нашей страны с Великобританией и США после поражения Японии во Второй мировой войне породило новое глобальное противостояние Советского Союза с мировой капиталистической системой, в первую очередь, с Соединенными Штатами Америки. Конфликт между социально-политическими системами стал возможен, поэтому наша страна должна была стремительно организовать оборонительный щит, адекватный возникающей угрозе, создать атомное оружие и укомплектовать им соответствующие армейские подразделения, чтобы сдерживать агрессивные намерения США и их союзников.

То, что удалось сделать нашей стране, пережившей Отечественную войну, представляет собой социально-технический феномен, подобного которому в истории не было. Израненная, обескровленная страна-победитель, не рассчитывавшая на внешнюю помощь, нашла в себе ресурсы, силы и достаточный интеллектуальный потенциал для научно-технического рывка, приведшего к изготовлению первых образцов атомных бомб уже к 1949 году, когда был произведен первый испытательный взрыв.

И.В. КУРЧАТОВ

Команда советских ученых-физиков, работающих по атомной тематике, была создана еще до войны. В 1940 году организуется атомная комиссия, в которую вошли академики А.Ф. Иоффе, В.И. Вернадский, П.Л. Капица, а также молодые физики-ядерщики И.В. Курчатов и Ю.Б. Харитон. В 1943 году Государственный комитет обороны (ГКО) принял решение о создании единого научного центра во главе с И.В. Курчатовым, ответственным за создание атомного оружия в СССР.

Центр получил название «Лаборатория № 2 АН СССР». В 1949 году его переименовали в ЛИПАН (лаборатория измерительных приборов Академии наук), впоследствии - в Институт атомной энергии им. И.В. Курчатова. Это был первый и основной научно-технический центр по разработке ядерного оружия. Лаборатория № 2 работала в кооперации с группой оборонных заводов Москвы. Создавалась модель бомбы в 1/5 натуральной величины. 15 марта 1944 года был создан филиал Лаборатории № 2. Его руководителем назначили И.К. Кикоина. При филиале образовали Особое конструкторское бюро (ОКБ).

Ю.Б. ХАРИТОН

Коллектив набирали в основном из сотрудников Физико-технического института, возвратившихся из Свердловска, где они работали в годы войны. Уже через месяц филиал Лаборатории № 2 и ОКБ начали действовать. Им предстояло создать методы разделения изотопов урана и сконструировать экспериментальное оборудование для промышленного производства ядерной взрывчатки.

20 августа 1945 года ГКО принял постановление «О Специальном Комитете при ГКО» для надзора за осуществлением «Атомного проекта». Его возглавил Л.П. Берия, обладавший незаурядными организаторскими способностями. Кроме того, в его распоряжении были не только предприятия, НИИ и КБ военно-промышленного комплекса, но и сотни тысяч заключенных. Среди последних находились высококвалифицированные специалисты, работавшие в так называемых «золотых шарашках». В Комитет вошли государственные деятели, военные и ученые: заместитель Л.П. Берии А.П. Завенягин, члены Н.А. Вознесенский, М.Г. Первухин, Б.Л. Ванников, И.В. Курчатов, П.Л. Капица и другие.

Л.П. БЕРИЯ

Десятью днями позже решением Совета Народных Комиссаров было образовано Первое главное управление (ПГУ) при СНК СССР, в дальнейшем преобразованное в Министерство среднего машиностроения. Его начальником был назначен Б.Л. Ванников.

Урана в стране было мало. Его недоставало даже для научных исследований. До войны геологи им почти не занимались, а потому разведанных месторождений не было. Первые сто тонн уранового сырья, обнаруженные Ю.Б. Харитоном и Я.Б. Зельдовичем в Восточной Германии, были доставлены в декабре 1945 года на завод № 12 (ныне - Машиностроительный завод, г. Электросталь). Как позже сказал И.В. Курчатов, эти сто тонн помогли на год раньше запустить нам первый реактор для получения плутония. В 1945 году успешно был завершен первый этап поиска урановых руд на территории Советского Союза. Крупные уранодобывающие предприятия были созданы в Средней Азии. Дублером предприятий, расположенных в Средней Азии, стал завод п/я № 10 (ныне - Ульбинский металлургический завод, г. Усть-Каменогорск).

А.П. ЗАВЕНЯГИН

30 сентября 1947 года И.В. Сталин подписал документ о расширении геологоразведочных работ по разведке запасов тория и о создании предприятий по его переработке. Это было новое направление в «Атомном проекте». Но реальность внесла свои коррективы. «Ториевый цикл» отошел на второй план, а главным направлением стали уран и получение из него плутония. Впрочем, «перепрофилирования» не потребовалось - завод был готов осваивать урановое производство.

Официальной датой рождения Ульбинского металлургического завода (УМЗ) принято считать 29 октября 1949 года - в этот день была выдана первая продукция. В 1946 году начинается разработка месторождений на Украине (поселок Желтые Воды). В этом же году недалеко от Нарвы строится завод для получения урана из сланцев (поселок Силумяэ). Разработка конструкции атомного заряда, названного РДС-1, была начата в конце 1945 года. Одновременно предусматривалось строительство испытательного полигона, аэродрома, опытного завода, а также организация медицинской службы.

Б.Л. ВАННИКОВ

Создание атомной бомбы требовало решения исключительно широкого круга физических и технических вопросов, связанных с проведением обширной программы расчётно-теоретических исследований, проектно-конструкторских и экспериментальных работ. Прежде всего, предстояло провести исследования физико-химических свойств делящихся материалов, разработать и апробировать методы их литья и механической обработки.

Необходимо было создать радиохимические методы извлечения различных продуктов деления и разработать технологию изготовления источников нейтронов. Требовались методики определения критической массы, разработка теории эффективности или КПД, а также теории ядерного взрыва в целом. Возникла проблема создания конструкторского бюро (КБ), расположенного достаточно далеко от крупных населенных пунктов, и, в то же время близко от Москвы. КБ с номерным знаком 11 было создано в апреле 1946 года в поселке Саров Темниковского района Мордовской АССР. Начальником был назначен П.М. Зернов, главным конструктором - Ю.Б. Харитон. Первыми кодовыми обозначениями были «Объект-550» и «База-112», затем - Ясногорск, Кремлев, Арзамас-75 , Арзамас-16, и, наконец, город Саров. КБ № 11 обязали создать «Реактивный двигатель С» в двух вариантах: с применением плутония (вариант С-1) и с применением урана-235 (вариант С-2).В процессе работ на Лабораторию № 2 и КБ № 11 была возложена задача определения сжатия делящихся материалов, а на Институт физических проблем АН СССР - задача определения энерговыделения рассматриваемых вариантов РДС на основе данных, полученных по параметрам сжатия от Лаборатории № 2. Математическое сопровождение этих работ осуществляли Математический институт АН СССР и Институт геофизики АН СССР.

ПОСЁЛОК САРОВ, 1949 ГОД

Задача защиты урана от коррозии также получает научно-техническое решение. Идеи появились уже в 1945 году, они оказались весьма продуктивными: до нынешнего дня в атомной энергетике и промышленности применяются те же материалы и сплавы, что были найдены тогда, но реализация их в реальных реакторах и «изделиях» оказалась намного сложнее. И уже тогда стало ясно, что для решения технологических проблем необходим специальный технологический научный центр. Выбор пал на Институт специальных металлов НКВД СССР. Он сразу же был переименован в НИИ-9, и в самый разгар работы над атомной бомбой его возглавил академик А.А. Бочвар.

В декабре 1946 года в Лаборатории № 2 был осуществлен пуск первого в Европе опытного реактора Ф-1 на тепловых нейтронах мощностью несколько десятков киловатт. Большая исследовательская программа по созданию тяжеловодного типа реактора осуществлялась в Институте теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ). В результате была быстро реализована мощная программа по строительству и пуску серии промышленных реакторов для наработки «ядерной взрывчатки». По всей стране шло строительство и ввод в эксплуатацию объектов по производству компонентов для ядерного оружия и сборке ядерных боеприпасов. Генеральных проектов строящихся заводов не существовало. Строительство осложнялось тем, что одновременно шла разработка технологических схем и оборудования заводов, что зачастую приводило к переделкам выполненных работ.

Были созданы закрытые города и поселки, обслуживавшие «Атомный проект». На их создание были затрачены гигантские усилия. В условиях послевоенной разрухи всюду господствовал ручной труд. Фактически только раствор и бетон готовились механизированно. Весомый вклад в строительство вносил «спецконтингент». По личному распоряжению Сталина изыскивались и распределялись на стройки атомной индустрии каждая тонна металла, кубометр леса, моток провода и кусок мыла. Катастрофически не хватало продовольствия.

В качестве льготы за тяжелые условия труда 2 тысячам рабочих, занятых поиском урановой руды, позволялось выдавать второе блюдо и 200 граммов хлеба без вырезки талонов из карточки. Осенью 1947 года вышло распоряжение СМ СССР о дополнительном питании, которое касалось более ста тысяч человек, из них непосредственных участников «Атомного проекта» - 56604. Они работали в 43 городах страны. Несмотря на жесткий режим экономии, для будущих жителей закрытых городов и поселков строилось жилье, школы, детские сады. Не зря впоследствии их назвали «белый архипелаг». В них люди жили лучше, чем даже в Москве.

Урал сыграл определяющую роль

в создании атомной промышленности

Из десяти закрытых городов Минсредмаша пять были построены на Урале. Районы расположения закрытых городов и их окрестности в радиусе 8 км с входящими в них населенными пунктами относились к режимной зоне с «особым паспортным контролем».

Территории огораживались колючей проволокой, создавалась система сигнализации. Кроме того, номерные предприятия, работавшие на «Атомный проект», существовали и в открытых уральских городах. Тому было несколько причин. Во-первых, в годы войны сюда эвакуировали сотни предприятий, которые имели хорошо подготовленные кадры инженерно-технических работников и рабочих. Во-вторых, в случае радиационных аварий Москва пострадать не сможет ввиду достаточно удаленности от Урала. В-третьих, в уральских лесах можно было спрятать все, что угодно, обеспечив тем самым необходимый уровень секретности.

Первый промышленный реактор строился в глухомани,

среди болот и лесов.

Для строительства завода были изъяты земли вблизи озера Кызыл-Таш и речки Течи. Строительство атомного центра и города рядом с ним правительство поручило Челябметаллургстрою НКВД СССР, костяк которого составляла пятая саперная армия. Специальный Проектный Институт № 11 стал проектировщиком реактора.

Созданию завода уделялось первоочередное внимание, поскольку постановлением правительства в 1946 году было определено, что в первую очередь будет испытана до 1 января 1948 года атомная бомба из плутония. Однако только в июне 1948 года на уральском заводе № 817, (Челябинск-40, ныне - ФГУП ПО «Маяк») был осуществлен пуск первого отечественного промышленного атомного реактора «А» мощностью 100 тысяч кВт для наработки оружейного плутония (научный руководитель - И.В. Курчатов, генеральный конструктор - Н.А. Доллежаль), впоследствии получивший ласковое название «Аннушка». тот реактор практически положил начало всей атомной отрасли Советского Союза. В течение последующих пяти лет там же были сооружены еще три более мощных уран-графитовых реактора АВ-1, АВ-2 и АВ-3, один опытный («АИ»), а также тяжеловодный промышленный реактор ОК-180. Продукция с атомного реактора поступала на радио-химический завод, где из облученного топлива выделяли концентрат плутония-239. Дальнейшая технологическая цепочка предполагала доводку плутония до спектрально чистого и превращения в металл необходимой формы. Комбинат под Челябинском строили в основном военные и заключённые.

Однако к работам на самом реакторе и на радиохимических заводах их не допускали, а там как раз и были самые высокие уровни радиации. Коллектив эксплуатационников подвергался воздействию мощных полей ионизирующих излучений, создававших прямую угрозу здоровью и жизни людей. За 1949 год почти треть работавших на заводе получили годовую дозу облучения - больше 100 рентген. Это не считая нейтронного излучения, которое тогда не умели регистрировать. И именно на первом реакторе И.В. Курчатов, Е.П. Славский и многие другие руководители «Атомного проекта» сами получили огромные дозы, которые, в конце концов, и привели к лучевым заболеваниям. Это была плата атомщиков за незнание. А знание добывалось ценой здоровья…

К сожалению, аварии на комбинате случались часто. Особенно опасны были аварии в реакторе, когда спекались урановые блоки с графитом (они назывались «козлы»). Такая авария произошла на первый и на тридцать шестой дни работы реактора. Уровень радиации превысил в триста раз допустимые значения. Реактор был поставлен на капитальный ремонт, но к этому времени удалось наработать количество плутония, достаточное для создания атомной бомбы. Вспоминает В. Шевченко (ветеран комбината «Маяк»). «Проводилась плановая выгрузка продукции (блочков). При очередном подъёме загруженного кюбеля из шахты приёма произошло его заклинивание. При усилии пять-семь тонн извлечь кюбель не удалось… Ситуация аварийная. Работать пришлось в зоне высокого ионизирующего излучения. К рабочему месту добирались по металлической лестнице, длина участка - около сорока метров. Из-за неплотности задвижек на водоводах распылёнными струйками лилась вода.  Работали в брезентовом плаще. Привлекался только физически здоровый персонал, поскольку приходилось несколько минут находиться в ливневом потоке воды, откуда выходили продрогшие. Руководство дало распоряжение - каждому поднявшемуся наверх по его желанию преподносить гранёный 75-граммовый стаканчик разведённого спирта». К созданию технологии диффузионного разделения изотопов были привлечены ведущие институты АН СССР, а также Уральский индустриальный институт. Он вел тему «Разработка сеток для диффузионного разделения изотопов».

Первый в стране газодиффузионный завод для разделения изотопов урана, получивший условное наименование «Завод № 813» и почтовый адрес «Свердловск-44» (ныне - Уральский электрохимический комбинат, г. Новоуральск), начал строиться в 1946 году недалеко от железнодорожной станции Верх-Нейвинск Свердловской железной дороги на месте законсервированной строительной площадки авиазавода № 261. Научным руководителем был утвержден член-корреспондент АН СССР И.К. Кикоин. В инженерном отношении это было самое сложное предприятие атомной промышленности. Огромное количество газа, содержащего уран, необходимо было прогнать через многие тысячи разделительных машин. Гексафторид урана поступал на завод с Кирово-Чепецкого химического комбината (КЧХК).

Уже в мае 1949 года была сдана в эксплуатацию первая очередь завода.

В 1950 году основные вопросы создания газодиффузионного производства в Верх-Нейвинске были решены: технологическая цепочка работала в непрерывном режиме, выдавая обогащенный уран, содержащий 75% урана-235. Более высокую концентрацию не удавалось получить из-за коррозионных потерь. Среднесуточная производительность завода составила 178 граммов. До оружейной кондиции (90% концентрации по изотопу 235) он обогащался на электромагнитном сепараторе в Свердловске-45 на заводе № 814. Лишь с ноября 1952 года завод № 813 стал выпускать уран оружейной кондиции. В 1962 году был осуществлен пуск первого в мире завода по обогащению урана центробежным способом. К 1988 году газодиффузионное оборудование было полностью заменено центрифужным.

Уникальный, не имевший аналогов комплекс по обогащению урана на Уральском электрохимическом комбинате дал жизнь газодиффузионному и газоцентрифужному производствам еще на трех сибирских предприятиях: Электрохимический завод (Заозерный-13, Красноярск-45, Зеленогорск); Сибирский химический комбинат (Томск-7, Северск); Ангарский электролизный химический комбинат (Ангарск). Заозерск-13 «прописался» у южной оконечности Енисейского кряжа, на левом берегу реки Кан.

Таежная глухомань, 180 километров от краевого центра.

- Такого безлюдья и таежной глухомани мне не приходилось видеть ранее ни на Урале, ни в Томске, - писал в своих воспоминаниях главный инженер «почтового ящика» № 285, лауреат Сталинской премии М.Е. Ерошев. Это был уже мой третий объект, в котором нужно было еще раз пройти весь путь от первой поваленной осины до готовой продукции.

Жить, разумеется, было негде». 19 июня 1947 года И. В. Сталиным было подписано постановление Совета Министров СССР «Вопросы завода № 814» (ныне - ФГУП «Комбинат «Электрохимприбор», г. Лесной). С заводом связаны электромагнитные способы разделения изотопов урана. Он был построен в Свердловской области вблизи горы Шайтан.

Химический завод. Десублиматоры.

АЭХК, г. Ангарск, 2009 гОД

Химико-металлургический завод № 544 создается на базе пиротехнического завода Министерства вооружения в двух километрах от г. Глазова (Удмуртская АССР) в 1946 году.

Завод создавался для регенерации металлического урана из солей обедненного урана, которые получали с завода № 817 после извлечения плутония из урановых блочков. Но предприятию в Глазове суждено было не только стать в один строй с «Маяком» и Электросталью, но и возглавить несколько принципиально новых направлений в развитии атомной промышленности. Так, в 1957 году принимается решение об организации производства циркония, который был необходим атомной энергетике. Проблем с «начинкой» у ТВЭЛов не было, а вот с оболочкой были проблемы.

К началу лета 1949 года в Арзамасе-16 завершилась отработка элементов конструкции первой атомной бомбы, а в Челябинске-40 было накоплено необходимое количество металлического плутония и изготовлены детали основного заряда.

В это время остро встал вопрос: готовить и испытывать собственную конструкцию атомной бомбы или устройство, воспроизводившее полученное советской разведкой уже испытанную схему американской атомной бомбы? В этот опасный период, когда в любой момент могла вспыхнуть война с США - единственным обладателем ядерного оружия, совершенно осознанно был выбран второй путь. Впоследствии академик Ю.Б. Харитон написал:

- В этих условиях в первом же эксперименте испытывать собственную конструкцию атомной бомбы означало увеличить риск неудачи (как при всяком первом испытании совершенно новой технической конструкции), что явилось бы непозволительным и легкомысленным шагом. В тот критический период не стоял вопрос о техническом приоритете или же о том, чье решение проблемы - американских или советских физиков - было наиболее совершенным с профессиональной точки зрения. Вопрос стоял о сотнях тысяч, если не о миллионах жизней наших соотечественников, о безопасности страны и ее обороне. Надо было убедительно и быстро продемонстрировать в ходе первого же эксперимента на атомном полигоне, что наша страна также обладает атомной бомбой и развязывание новой войны становится опасным делом для каждой из сторон. Именно эта важнейшая государственная задача и была решена в ходе первого советского атомного взрыва 29 августа 1949 года.

Таким образом, в результате успешного сотрудничества научных, конструкторских и производственных кадров атомная бомба была изготовлена и успешно испытана. Место для испытательного полигона было выбрано в районе города Семипалатинска Казахской ССР в безводной степи с редкими заброшенными и пересохшими колодцами, солёными озёрами, частично покрытой невысокими горами.

Я.Б. ЗЕЛЬДОВИЧ

Это был финал напряжённого труда многих учёных, конструкторов, экспериментаторов, технологов, производственников всех предприятий и организаций, участвовавших в решении первой главной задачи советского атомного проекта, а также ста тысяч заключенных 15 лагерей. Л.П. Берия поздравил всех с успешным испытанием, а И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона расцеловал и поехал в штаб полигона с тем, чтобы сообщить Сталину об успешном испытании. СССР стал второй ядерной державой мира. Отставание в создании ядерного оружия СССР по сравнению с США составило всего четыре года.

Президент США долго не мог поверить, что «эти азиаты могли сделать такое сложное оружие, как атомная бомба», и только 23 сентября 1949 года он объявил американскому народу, что СССР испытал атомную бомбу. Полной победой закончилось заочное соперничество советских и американских физиков при проведении второго атомного взрыва на Семипалатинском полигоне. В 1951 году была испытана оригинальная конструкция советской атомной бомбы с выдающимися ТТХ: вдвое мощнее американского прототипа, значительно меньше по диаметру и почти вдвое легче.

Советский термоядерный взрыв 12 августа 1953 года имел бесспорный приоритетный характер. Кроме ядерного оружия, в Советском Союзе уже с начала 50-х годов серьезное внимание уделялось возможности создания ядерных энергетических установок для кораблей ВМФ. Проектирование их шло под научным руководством академиков И.В. Курчатова и А.П. Александрова. Первая в СССР атомная подводная лодка была спущена на воду в августе 1957 года, а 17 января 1959 года она уже была передана в состав ВМФ.

Первая советская атомная бомба РДС-1

В 1946 году на живописном озере Сунгуль была организована лаборатория - «Объект Б» МВД СССР. Так появился Челябинск-70 (ныне - г. Снежинск). В отличие от других объектов отрасли, нацеленных на создание ядерного оружия, перед лабораторией была поставлена задача изучения воздействия ионизирующего излучения на живые организмы, поиска способов оптимального выведения радионуклидов из организма и защиты от радиации, а также очистки радиоактивно загрязненных вод.

Кроме того, здесь совершенствовались методы дозиметрии, изготавливались первые отечественные химически чистые изотопные препараты. С начала своего существования Лаборатория была строго секретным объектом. Первыми директорами Лаборатории были А.К. Уралец и Г.А. Середа, научными сотрудниками - Н.В. и Е.А. Тимофеевы-Ресовские, С.А. Вознесенский, Н.В. Куликов, Н.В. Риль. Коллектив лаборатории составляли как вольнонаемные служащие, так и репрессированные поселенцы.

Прибыло и несколько высококлассных немецких специалистов, например, К.Г. Циммер, которого Тимофеев-Ресовский называл лучшим дозиметристом в мире. Все эти люди и создавали радиобиологическую лабораторию. Всесоюзный научно-исследовательский институт технической физики (РФЯЦ ВНИИТФ) в Снежинске был учрежден в 1955 году.

Его уральскую дислокацию продиктовала необходимость сохранить научный и ядерный потенциал в случае нападения на европейскую часть СССР. Кроме того, полезной для дела в целом стала здоровая конкуренция с ядерным центром Арзамас-16, организованным девятью годами раньше. Первоначально штат Института составили 180 человек, приехавших из Сарова. В течение последующих лет кадры подбирались самым тщательным образом. В Челябинск-70 приезжало по 400-500 молодых специалистов в год.

В результате к 1975 году здесь было создано три четверти ядерного арсенала страны. В настоящее время Саров выпускает 1/3 этой продукции, на долю Снежинска приходится 2/3, в том числе все атомное вооружение морского флота и авиации. Режимные зоны с особым паспортным контролем создавались и в Сибири. Как и на Урале, в Сибири были огромные возможности спрятать секретные разработки в таежной глухомани. До сих пор поражает воображение производственно-технический комплекс Горно-химического комбината в г. Красноярск-26 (ныне - г. Железногорск), созданный в скальных выработках на берегу Енисея. Предприятие не только успешно выполнило свою задачу по производству плутония, тепла и электроэнергии, но и продолжает развиваться (завод РТ-2, производство сверхчистых металлов и кремния).

Основные цеха и лаборатории строившегося с 1949 г. «атомного» комбината в Красноярске-26 размещены на глубине 200-250 м под землей - в многоуровневой системе тоннелей внутри горного массива. Только в 1956 году на строительство комбината № 815 и города Красноярск-26 из Европейской части СССР по комсомольским путевкам прибыло 2250 юношей и девушек.

В августе 1958 года комбинат № 815 вступил в строй.

Основной его продукцией стала вырабатывавшаяся подземными ядерными реакторами двуокись плутония, побочной - генерируемое на ТЭЦ третьего реактора электроэнергия, тепло и горячее водоснабжение Железногорска. За этими и многими другими примерами из славной биографии атомной отрасли стоят люди, мотивация деятельности которых далеко не исчерпывалась материальными соображениями. Ядерно-оружейный, а впоследствии атомно-энергетический комплекс был создан в кратчайшие сроки в тяжелейшие для страны послевоенные годы. За многие годы в отрасли сложилась определенная (средмашевская) культура производства, основанная на профессионализме, дисциплине и ответственности работающих за порученное дело. Эта культура обеспечивалась и поддерживалась комплексом административных, организационных, экономических и социальных мер, поскольку роль человеческого фактора в атомной отрасли, как известно, чрезвычайно велика. Особо чувствительные к ошибкам персонала высокотехнологичные и опасные производства не прощают некомпетентности и безответственности.

В этом убеждает жизненный опыт. С другой стороны, существенно более высокие, чем в других отраслях, профессионально-квалификационные требования к персоналу делают необходимым создание системы соответствующих материальных, экономических и социально-трудовых гарантий работающим, эффективной мотивации и стимулирования их труда. Создаваемая атомная промышленность предъявляла повышенные требования к профессиональной подготовке специалистов. Физико-химические процессы и технологии производства требовали инженеров и научных работников качественно новой квалификации. Кадры инженерно-технического персонала для первых спецпредприятий и институтов подбирались из металлургической, химической, машиностроительной, энергетической и других отраслей промышленности. С путевками Управления кадров ПГУ при СНК СССР (в дальнейшем Министерства среднего машиностроения) люди приезжали из Москвы, Ленинграда, Воронежа, Краснодара, Куйбышева, Свердловска, Томска…

В Свердловской области комплектование предприятий специалистами велось через Свердловский обком ВКП(б).

Своих специалистов присылали номерные заводы, Уралмаш, Уральский филиал АН СССР, Свердловэнерго, Нижнетагильский металлургический завод, строительные организации. Партийные работники вместе с отделом кадров проводили отбор людей по анкетным данным. В оборонном отделе обкома партии отобранные по анкетным данным и рекомендациям партийного комитета специалисты заполняли анкету, необычную по объему сформулированных вопросов.

Е.П. Славский

Далее вопрос решали органы госбезопасности. Предварительного согласия на переезд не требовалось. В рамках подготовки кадров многие специалисты спецпредприятий прошли стажировку в ЛИПАНе, где занятия проходили с утра до позднего вечера. Кроме широкомасштабных мобилизаций, действовала система персонального направления на объект ведущих научных сотрудников из исследовательских центров. Это была непростая задача. Е.П. Славский вспоминал: - «Трудно было привлекать к нам выдающихся ученых, инженеров - все страшно боялись, особенно ученые, они попадали как бы в изоляцию».

Руководители проекта понимали, что такой путь оправдывает себя только на стадии становления «Атомного проекта». Нужны были хорошо образованные, квалифицированные собственные кадры. К работе над химическими вопросами проблемы урана были привлечены ученые и студенты химического факультета МГУ. А вот с физиками дело обстояло иначе: физфак просто не готовил специалистов в области ядерной физики. 21 февраля 1945 года было подписано постановление ГКО «О подготовке специалистов по физике атомного ядра». В постановлении отмечалось:

- В целях обеспечения высококвалифицированными кадрами Лаборатории № 2 Академии наук СССР и научно-исследовательских учреждений, работающих совместно с ней по специальным заданиям ГКО в области физики атомного ядра, Государственный комитет обороны постановляет:

Обязать Комитет по делам высшей школы при Совнаркоме СССР (т. Кафтанова) и Наркомпрос РСФСР (т. Потемкина) обеспечить выпуск из Московского государственного университета физиков по атомному ядру: в декабре 1945 г. - 10 человек, в 1946 г. - 25 человек и в дальнейшем - не менее 30 человек ежегодно.

В постановлении было предусмотрено освобождение от призыва в ряды Советской Армии студентов и сотрудников кафедры физики атомного ядра МГУ, а также выплата студентам этой кафедры повышенной стипендии. Предусматривалось направление в Лабораторию № 2 части студентов-физиков МГУ, а также радио-химиков и других специалистов из некоторых вузов страны.

Но это постановление ГКО не решало проблему кадров для «Атомного проекта», и 28 января 1946 года вышло новое постановление СНК СССР «О подготовке инженеров-физиков и специалистов по физике атомного ядра и по радиохимии». МГУ, в частности, поручалось подготовить в 1946 году уже 70 физиков по атомному ядру и 9 радиохимиков. Но самым важным в Постановлении являлось решение об организации в первом квартале 1946 года при МГУ Института физики атомного ядра, главной задачей которого являлась постановка практических работ для студентов старших курсов физического и химического факультетов МГУ в области физики атомного ядра и радиохимии и проведение научно-исследовательских работ в этой области. Однако план по выпуску специалистов для работы по «Атомному проекту» был выполнен Министерством высшего образования СССР всего на 44,8%. В связи с этим 17 декабря 1947 года было подписано постановление «О подготовке высшими учебными заведениями специалистов для Первого главного управления при Совете Министров СССР», в котором были определены планы выпуска специалистов для атомной науки и техники в 17 вузах страны. Среди таких учебных заведений оказался и Уральский политехнический институт.

Решение открывать физтехи при политехнических институтах (Свердловск, Томск, Ленинград), было вполне оправданным, так как в их составе имелись передовые технические кафедры, имеющие большой опыт обучения студентов инженерным специальностям. Таким образом, становление атомной отрасли сопровождалось созданием специальной системы кадрового обеспечения, включающей среднетехнические и высшие учебные заведения с факультетами физико-технического профиля. В Министерстве высшего образования СССР был специально создан Второй отдел для курирования создаваемых физико-технических факультетов. Начальником этого отдела был профессор М.Н. Волков - человек во всех тонкостях понимавший вузовскую жизнь и перспективы подопечных факультетов. Он хорошо знал и понимал, что требуется, поэтому все делал уверенно и спокойно. Необходимо было образование, существенно отличающееся от классического инженерного. Это прежде всего:

• фундаментальные дисциплины в объёме классических университетов;
• единство образовательного и научного процессов;
• регулярные практикумы на новейшем оборудовании;
• специальная подготовка в области культуры безопасности;
• длительные практики и дипломирование;
• повышенная длительность обучения (5,5 лет вместо 5).

Система физико-технического образования должна была заложить базовые принципы формирования научно-технической элиты, привить выпускникам навыки инженера-исследователя, способного ставить задачи, находить пути их решения, анализировать достижения и внедрять полученные результаты. Это определило лидерство физтехов перед другими выпускниками.

И дело даже не в знаниях, а в знаменитой «системе физтеха», при которой приучают быть предельно конкретными и прагматичными в выборе целей и постановке задач, а на экзаменах проверяют не знания, а умение мыслить. Конечно, девяносто процентов «базовой» информации выпускник физтеха в жизни не использует, но эта информация позволяет найти решение в любой области, потому что нет отдельных областей знания, нет «чистой» физики, химии, информатики или экономики. Все взаимосвязано и подчиняется одним законам.

И.К. КИКОИН

В ноябре 1952 года мы все были приняты в аспирантуру при отделе приборов теплового контроля (руководитель - И.К. Кикоин) ЛИПАН СССР (Москва). Однако учиться в аспирантуре с отрывом от производства и выехать на учебу в Москву смог только я. Г.В. Соловьев и В.М. Рыжков считались заочными аспирантами, но, будучи очень загруженными преподавательской работой, не смогли установить деловые контакты с Москвой, и их аспирантура закончилась ничем.

В конце ноября 1952 года я приехал в Москву и явился к И.К. Кикоину для получения темы диссертационной работы и утверждения непосредственного руководителя…. Когда я пришел в лабораторию, то в ней собирали первый стенд для испытания центрифуг, который нам с Б.С. Чистовым и поручили сделать. Первая машина проработала не более 10 минут, и ротор лопнул с оглушительным грохотом. Начались поиски причин разрушения ротора… По мере того как контроль за технологией изготовления всех деталей центрифуги усиливался, срок ее непрерывной работы постепенно увеличивался.

Для более детального исследования устойчивости работы ротора центрифуги мы решили сконструировать специальный испытательный стенд. За время испытаний я разбил около 50 машин, но с каждым месяцем центрифуга работала все надежнее, так что к середине 1955 года оказалось возможным построить каскад из 40 центрифуг и приступить к исследованию внутренней и внешней гидравлики центрифуги и каскада на реальном шестифтористом уране. Такой каскад был построен в машинном зале ОПТК и начал работать. Одновременно подобный опытный каскад начал создаваться на заводе в Верх-Нейвинске под руководством П.П. Халилеева. Перед этим П.П. Халилеев стажировался в нашей лаборатории, вникал в различные аспекты работы…

15 февраля 1956 года в Ученом совете НИИ № 8 я защитил диссертацию, приехал в Свердловск и начал работать на физтехе в должности старшего преподавателя кафедры № 23 - так было засекречено название кафедры разделения и применения изотопов. Снова нужно было создавать основной спецкурс по диффузионному разделению. Но теперь стало намного легче, так как мы начали вместе со студентами-практикантами и дипломниками посещать заводы, общаться с их научными и техническими работниками. И хотя секреты они хранили очень крепко, понемногу стало вырисовываться содержание спецкурса, он начал наполняться реальным содержанием. Кроме этого, необходимо было определить базовые курсы, читаемые сотрудниками кафедры.

Такими курсами стали «Механика сплошных сред» и «Кинетическая теория газов». Если по механике имелось много хорошей литературы, то по кинетической теории на русском языке, кроме старых лекций А. К. Тимирязева, ничего не было. Иностранную литературу (С. Чепмен, К. Кеннард, А. Презент, Т. Каулинг, М. Кнудсен, Д. Джинс и др.) в виде фотокопий (на пленке шириной 36 мм) мы получали из Ленинградской библиотеки, а затем печатали на фотобумаге. Переводу ее на русский язык активно помогали студенты старших курсов». С приходом Г.Т. Щеголева на кафедре начинается создание системы технологического образования по разделению изотопов. В 1951/52 учебном году впервые был прочитан спецкурс № 1 (теория) Г.В. Соловьевым и спецкурс №2 (оборудование) - В.М. Рыжковым. Впоследствии их заменили П.Е. Суетин и Г.Т. Щеголев. Организацией физико-математической подготовки первых выпускников факультета занимался известный уральский физик-теоретик, член-корреспондент АН СССР, профессор С.В. Вонсовский (позднее - Герой Социалистического Труда, академик, Председатель президиума УНЦ АН СССР).

Благодаря ему, в 1951 году была организована кафедра №24 (ныне кафедра экспериментальной физики) - первый учебно-научный ядерный комплекс Уральского региона. Первым ее заведующим был назначен известный ученый Института физики металлов УФАНа СССР Р.И. Янус. С 1952 по 1958 годы кафедрой заведовал кандидат технических наук В.Г. Степанов, а затем - кандидат технических наук Д.А. Бородаев. С 1959 по 1980 годы кафедру возглавлял профессор Ф.Ф. Гаврилов, на смену пришел его ученик, профессор Б.В. Шульгин. После четырнадцатилетнего заведования Б.В. Шульгин в 1994 году передал кафедру своему ученику, профессору А.В. Кружалову.

Первым оборудованием кафедры явился современный парк ускорителей заряженных частиц: 120-см циклотрон Р-7 для ускорения тяжелых заряженных частиц до энергий 30 МэВ, электростатический генератор ЭГ-2,5, рассчитанный на работу в ионном варианте, а также два бетатрона - ускорители электронов с максимальными энергиями 5 и 15 МэВ. Одновременно с монтажом ускорителей началась подготовка первого отряда инженеров-физиков по специальности «Электроника и автоматика спецпроизводств». В 1953 году кафедре была передана группа Фт-334 (будущие инженеры-технологи), и впервые был осуществлен прием на младшие курсы. В 1957 году состоялся первый выпуск инженеров-физиков в количестве 26 человек. В 1960 году начался новый этап развития учебной и научной деятельности кафедры - открывается специальность по технологии приборов дозиметрии и радиометрии, в дальнейшем заменена специальностью «Дозиметрия и защита». Преподавательский состав кафедры увеличивается с пяти человек в 1959 году до 12 в 1964 году. При этом комплектование преподавательских и научных кадров происходит, как и на всем факультете, главным образом за счет выпускников кафедры и факультета.

Первыми преподавателями кафедры были кандидат технических наук:

К.С. Гришин, доценты К.А. Суханова и В.С. Перетягин, старший преподаватель Д.А. Пулин, ассистенты К.В. Шитикова, Ю.К. Худенский, Л.Н. Пушкина и другие. После аспирантуры с кафедры радиохимии переходит Альб. К. Штольц. Он занимается организацией лаборатории радиометрии для физиков. С появлением квалифицированных преподавателей кафедре № 24 передается курс дозиметрии, который впервые на физтехе читал В.Д. Пузако, и соответствующая лаборатория, созданная на кафедре радиохимии. Некоторое время на кафедре работала И.Н. Печорина, возглавлявшая затем много лет кафедру «Автоматика и телемеханика» на радиотехническом факультете. Преподаватели кафедры постоянно и неустанно создавали и модернизировали учебные лаборатории. Это всегда требовало больших материальных затрат, массу времени, высокого профессионализма и интеллекта. Многие лабораторные практикумы создавались как общефакультетские.

Учебные лаборатории развивались в основном по трем направлениям: электроника и автоматика; прикладная ядерная физика; техника и практика физического эксперимента. Для повышения качества физико-математической подготовки студентов физтеха 15 сентября 1953 года была организована общефакультетская кафедра № 12 (теоретической физики). Она обеспечивала все специальности факультета курсами теоретической, атомной и ядерной физики. Первым ее заведующим стал приглашенный из УрГУ доцент Г.В. Скроцкий. Он возглавлял ее до 1965 года. В штат были зачислены выпускники УрГУ А.К. Штольц и О.В. Шабалина, выпускник физтеха В.Н. Голубенков, а также закончивший целевую аспирантуру МГУ П.С. Зырянов. С 23 кафедры перешли аспиранты третьего года обучения В.М. Рыжков и Г.В. Соловьев.

В первые два года своего существования кафедра располагала только рентгеновской лабораторией и лабораторией электронной микроскопии, ютившимися в цокольном этаже нынешнего строительного факультета. С переездом в новый учебный корпус учебная база стала расширяться. Появились новые преподаватели: выпускники факультета А.А. Кокин и В.М. Елеонский и выпускники УрГУ Т.Г. Рудницкая (Изюмова) и Л.В. Курбатов. Под руководством Г.В. Скроцкого кафедра одной из первых в стране начала заниматься теоретическими и экспериментальными исследованиями явлений ядерного и электронного магнитного резонанса, а также явлений оптической ориентации атомов. В круге интересов кафедры сразу же оказались и проблемы практического применения этих явлений для создания квантовых магнитометров и гироскопов. В 1960 году Г.В. Скроцкий защитил докторскую диссертацию. В этом же году кафедра стала выпускающей и начала готовить специалистов по квантовой радиофизике и физике твердого тела. Теоретические и экспериментальные исследования ядерного и электронного магнитного резонанса сотрудников кафедры нашли широкое применение в геологии и оборонной технике. Приборы, созданные на кафедре, экспонировались на ВДНХ, торгово-промышленных выставках в Генуе и Тегеране. Сотрудники кафедры А.П.Степанов, А.И.Филатов и ее заведующий Г.В. Скроцкий были награждены медалями ВДНХ. Серийно выпускались и до сих пор выпускаются протонные и ДПЯ-магнитометры, среди них авиационные, наземные, скважинные, метрологические и магнитометры противолодочных систем обороны.

Своего общежития в период становления факультета не было. Студенческий контингент поселили во втузгородке, отдельно от других, на 5-м этаже 8-го студенческого общежития, со специальным вахтером - «тетей Машей». Жили тесновато…Четыре года ждали, когда появится свой корпус. О житье-бытье в те годы рассказывает С.Н. Новиков, выпускник 1956 года. «Яркое воспоминание - поселение в общежитие (в восьмой корпус, вместе с механиками). В нашей комнате было восемь коек, так что я протискивался к своему ложу бочком. На первом курсе был народ разный, многие из живших тогда в нашей комнате, быстро «отсеялись». На меня, «маменькина сынка», всю жизнь прожившего с родителями, общежитие (слово «общага» тогда еще не придумали) произвело гнетущее впечатление.

Ребята все вроде бы неплохие, но скученность, разные привычки и характеры - это травмировало. Жизнь мы вели примерную, т.е. под влиянием наставлений «отцов факультета» все стремились к знаниям, боялись отстать от графика, хотели иметь все конспекты и т.д. Это известный «синдром первокурсника»; потом - курсе на втором-третьем - мы освоили студенческую науку быть веселыми «от сессии до сессии». Но тогда - все было всерьез. Стол для занятий (а также для еды и пр.) в комнате был один, поэтому разбились на смены и круглые сутки занимались. Одни - спали, другие - учили. Правда, на столе стоял патефон, который периодически накручивали «для настроения»; но ни свет, ни фокстроты (которые тогда назывались «быстрый танец») не мешали спать или зубрить. Моя кровать стояла впритык к столу в центре комнаты, поэтому музыка била прямо по голове. Иногда заполночь приходили навеселе любители выпить и нарушали рабочую атмосферу. Словом, через некоторое время я стал напряженно думать, а не переехать ли мне в город к друзьям моих родителей. Однако они не очень радостно встретили мои намеки, за что я им очень благодарен, так как прожил в общежитии все годы учения, и были они, действительно, незабываемы». В 1953 году строительно-монтажное управление, подчиненное Минсредмашу, сдало в эксплуатацию новый студенческий корпус, который студенты всех поколений любовно называли «десяткой». Корпус был сдан с недоделками, пришлось новоселам долго приводить его в порядок.

Вновь построенное пятиэтажное здание вписалось в архитектуру проспекта Ленина и находилось на расстоянии короткой пешей прогулки от института. Поселившимся студентам сразу понравились просторные комнаты со встроенными шкафами, в которых жили по два-три человека, комнаты для занятий на каждом этаже, столовая и буфет, которые работали до позднего вечера. Производили определенное впечатление широкие лестницы и длинные коридоры, умывальные комнаты.

П-образная конструкция здания позволила получить и маленький дворик, где можно и в футбол поиграть, и костер разжечь, возле которого под гитару и песни попеть. Позднее родилась традиция, доселе сохранившаяся, - отмечать в этом дворике успешную сдачу «военки», а потом кататься по широким лестницам на тазиках (авторы строк о новом виде «катания» услышали лишь в последние годы).

Не портило настроение отсутствие душа и горячей воды. Мылись в бане по улице Первомайской. По инициативе секретаря бюро ВЛКСМ Володи Вольхина в общежитии проводились общие утренние зарядки, а культорг организовывал вечера отдыха. Годы, прожитые в общежитии, оставили добрую память как лучшие годы молодости. Остались воспоминания светлого, коллективного, дружеского восприятия жизни - «общежитской солидарности». Одному из авторов этих строк нравилось возвращаться в родное общежитие вечерами после долгого сидения в «читалке». «Здание весело горело окнами, в каждой комнате - свои дела, своя жизнь!

Студенты и общежитие неразрывны, как студенты и сессия! Я стала терпимей к чужим ошибкам, я научилась ценить дружбу и товарищескую поддержку, стала воспринимать жизнь во всей ее целостности, не деля на «черные и белые полосы». Думаю, научившиеся жить по правилам студенческого общежития легче переносят трудности, оптимистично настроены на жизнь и являются яркими индивидуальностями». Долгое время развитие кафедр сдерживалось отсутствием собственного учебного корпуса. Все аудитории и лаборатории физтеха были размещены в третьем, четвертом и главном корпусах. Так, кафедре № 23 были выделены подвал и пятый этаж химфака, кафедре № 24 - второй этаж электрофака. Деканату выделили комнаты на втором этаже ГУКа, здесь же за физтехом были закреплены две аудитории, позаимствованные у кафедры физики. Окна их выходили на северо-восток и к тому же прикрывались корпусом «перемычки».

Это спасало от невыносимой летней жары студентов первого выпуска, у которых вместо каникул был девятый семестр. На месте здания физтеха в 1949 году был редкий сосняк и небольшая речушка, с которой было много проблем при строительстве, а позднее - при эксплуатации. Эта проблема не исчезла до сих пор. Строился корпус на монолитной плите. Проектировал его Государственный Союзный Институт по проектированию высших учебных заведений. За основу было взято здание сельскохозяйственного института, а Т-образная его часть была построена специально для кафедры № 24 и проблемной электрофизической лаборатории.

Вид площади перед главным корпусом УПИ

По генеральному плану, участок под строительство пятого учебного корпуса был отведен по улице Сталина от правого крыла главного учебного корпуса до улицы Малышева. Своей длинной стороной здание поставлено в одну линию с существующим четвертым учебным корпусом.

Своей короткой стороной пятый учебный корпус отстоит от правого ризолита главного учебного корпуса на 20 метров, замыкая существующую площадь. Вход в здание запроектирован с площади. Архитектурное решение фасадов пятого учебного корпуса (архитектор Буров) целиком подчинено архитектурному решению главного учебного корпуса.

Фасады, выходящие на площадь и улицу Сталина, штукатурились цементным раствором с мраморной крошкой. Внутренняя отделка планировалась повышенного качества с применением цветной штукатурки в вестибюле, конференц-зале и парадных комнатах. Двери предполагались сосновыми, а парадные - дубовыми.

Все здание по проекту имело четыре этажа с подвалом под крылом, выходящим на улицу Сталина. В крыле, выходящем на площадь, были запланированы административные помещения и аудиторный фонд, а в крыле, выходящем на улицу Сталина, - кабинеты и лаборатории.

Ширина коридоров составляла 8 метров.

Эстафета ЗИК

на фоне строящегося физтеха

В подвале предусматривались следующие помещения: бойлерная для приготовления дистиллированной воды, стеклодувная, мотор-генераторная, кислородная установка, кладовая, установка для кондиционирования воздуха. Перечислим, что по проекту размещалось на первом этаже: вестибюли и гардеробы; военизированная охрана (два помещения); две аудитории на 25 человек; две аудитории для общественных организаций; кабинеты декана и зам. декана; спецотдел; комендант; сварочная лаборатория; препараторская; лаборатории с таким открытым названием: обработка металлов давлением, обработка металлов резанием, электрометаллургии, металлографии, научно-исследовательская; машинный зал; большой и малый высоковольтные залы. Проект второго этажа предусматривал шесть аудиторий на 25 человек, конференц-зал с боковыми местами для слушателей, профессорскую, балконы для спецлабораторий, световые карманы и кафедру с таким открытым названием: высоковольтная кафедра.

Учебный корпус физтеха

построен

В проекте третьего этажа - шесть аудиторий на 25 человек, аудитория на 200 человек, два читальных зала для студентов и научных работников, отдельное помещение для выдачи книг, выставка, балкон спецлаборатории и две кафедры с таким открытым названием: металлургическая и электротехническая. На четвертом этаже были спроектированы книгохранилище, переплетная, разборка книг, кабинет дипломного проектирования, архив чертежей и три кафедры с таким открытым названием: математической физики, теоретической физики и физической химии.

На одного студента по плану приходилось 64,4 кубических метра. Этот проект был утвержден в Москве в 1949 году, а строительство началось в 1950 году. В 1953-1954 гг. строительство специального корпуса резко замедлилось, и только в апреле 1956 года физтех начал осваивать новый корпус, не дождавшись госприемки. И поныне мы обитаем в несданном здании, уже мало похожем внутри на то, что было в первые годы существования факультета. Начался массовый переезд кафедр в центральную и Г-образную его части, но Т-образная его часть продолжала строиться. В течение первых двух лет преподаватели и студенты старших курсов создавали учебные и исследовательские лаборатории. В качестве курсовой, а иногда и дипломной работы студентам предлагалось поставить учебную работу для лабораторного практикума. Часть оборудования физтеху передали наши базовые предприятия Средмаша, помогали и академические институты, и факультеты УПИ.

По готовящемуся вопросу партийное бюро утверждало докладчика и комиссию, которая анализировала проблему и представляла собранию свою информацию в виде содоклада. Как правило, на партсобраниях равнодушных не было. Обсуждения докладов были критичными, эмоциональными и деловыми. По результатам обсуждения принималось развернутое Постановление, с указанием сроков выполнения и ответственных. Важно то, что Постановление партсобрания было обязательным для всего коллектива.

Оно проводилось в жизнь членами партии, которые организовывали и объединяли усилия коммунистов и беспартийных, преподавателей, сотрудников и студентов. Партийные собрания были открытыми, т.е. со свободным доступом всех желающих, или закрытыми - только для членов партии. Собраний ждали, надеялись на их решения, но и побаивались. Авторитет партийной организации факультета, её стиль и методы в значительной мере определялись фигурой, её возглавлявшей. Первым секретарём партийного бюро был избран В.Л. Золотавин. Человек достаточно демократичный, он всегда советовался с людьми, старался досконально изучить вопрос, не уходя при этом от личной ответственности. Не зря его вновь избрали на этот пост в 1953 году - в непростой для страны год.

Н. Осипов - первый председатель студенческого профбюро

Все общественные организации факультета - партийная, комсомольская и две профсоюзные (преподавателей и студентов) - размещались в одной маленькой комнате недалеко от деканата (второй этаж экономфака за железной дверью). Жили дружно: в комнате был Т-образный стол для заседаний, фирменный сейф (для партбюро), железный ящик с замком (для бюро комсомола), деревянный шкаф (для профсоюзного бюро студентов), а у профсоюза преподавателей «своего» ничего не было. Такой непосредственный контакт, кроме обычных прелестей «коммуналки», создавал своеобразную атмосферу: все знали всех, и каждый в своей работе должен был учитывать интересы «соседей».

Практически это решалось просто: партбюро разрабатывало свой план заседаний, бюро ВЛКСМ под этот план подводили свой, сумму отдавали профбюро студентов. Они занимали «свободные» места, а когда их не хватало, то помогала учебная часть, выделяя, по возможности, маленькие аудитории. Текущие дела решались в коридоре, во время перерывов. Там же раз в неделю собирали на «летучку» секретарей бюро ВЛКСМ курсов. Численность партбюро была невелика - пять человек. В состав партбюро в первые годы существования физтеха всегда входили и студенты.

Партбюро решало задачи всех аспектов жизни факультета. В частности, для бюро ВЛКСМ были сформулированы главные направления: учеба, наука, социальная активность. Когда социальная активность, по мнению партбюро, перехлестывала «через край», как это случилось уже в 1950 году, когда комитет ВЛКСМ института получил на конференции «неуд.», по предложению физтеха, в бюро ВЛКСМ факультета был рекомендован коммунист А.Н. Барабошкин. Он в качестве «дядьки» присматривал за «молодыми», одновременно возглавляя сектор шефской работы. Конечно, значительную часть времени и усилий партбюро занимали проблемы, в которые комсомол не вмешивался. Это проблемы подбора и расстановки кадров, работа Ученого Совета, деканата и методического совета факультета, ну и, естественно, чисто внутрипартийные вопросы (выполнение поручений, персональные дела и т.п.).

Можно привести много примеров по неформальному подходу партбюро к решению самых разных вопросов. Так, например, при избрании заведующих кафедрами и преподавателей партбюро заслушивало всех претендентов и выходило на Ученый Совет со своими рекомендациями. Позднее при решении конкурсных проблем определенную роль играла комиссия квалифицированных преподавателей (ККП), которая давала компетентное заключение о качестве работы претендента на переизбрание в должности. Состав ККП и его работа регулировались не деканатом, а партбюро факультета, хотя распоряжение по факультету об образовании ККП подписывал декан. Часто партбюро выступало в роли арбитра, когда уже назрел или готовился созреть конфликт. В большинстве случаев ситуацию удавалось исправлять в лучшую сторону. Нужда в таком арбитре возникала довольно часто, и конфликты разрешались далеко не административными мерами. Можно много привести примеров того, как факультет в первые годы своего существования был сплочён и жил как единое целое. Это состояние очень образно представил декан факультета (1970-1976 г.г.) Суетин П.Е. в воспоминаниях, посвященных 50-летию физтеха. Он охарактеризовал физтеховский «дух» как единомыслие и единодействие. В той или иной форме это понимали большинство выпускников «раннего физтеха».

Физтехи на демонстрации 1 мая 1954 года

На физтехе всегда было традицией избирать секретарями партбюро людей неординарных, известных на факультете и пользующихся большим авторитетом. Эти люди (коллегиально!) определяли кадровую политику, пути развития факультета, предостерегали от ошибок и разрешали конфликтные ситуации. Создание общественных организаций нового факультета, появление форм студенческого самоуправления, рождение своих, самобытных физтеховских традиций происходило не на пустом месте.

В послевоенный период Уральский политехнический институт во многом благодаря директору А.С. Качко становится одним из авторитетных вузов страны. А.С. Качко удалось объединить усилия партийной, комсомольской и других общественных организаций на решение многочисленных проблем становления института на рельсы мирного времени. Значительная прослойка студентов-фронтовиков поддерживала в студенческой среде атмосферу ответственного отношения, как к учебе, так и к общественной работе. Более того, в работе общественных организаций превалировал авторитарный стиль, что соответствовало духу того времени.

В этот период комсомольская организация института свое внимание в основном сосредоточила на усилении учебно-воспитательной работы. Поэтому в 1949 году при комитете ВЛКСМ УПИ был создан учебный сектор, на факультетах сформированы учебные комиссии, стало возвращаться соцсоревнование академических групп. На созданном физико-химическом факультете для первых организационных шагов комитетом ВЛКСМ института была создана группа из трех комсомольцев: Альб. Штольц. (химик, 4-й курс), З. Эрман (физик, 3-й курс) и В. Пузако. В первый год комсомольскую организацию возглавил энергичный, обаятельный молодой человек, увлекающий своим примером, - студент В. Пузако. Он мог убедить людей своими знаниями, авторитетом, но только не окриком «смирно!».

БОЛЬШОЕ ЭТО СЛОВО - ТОВАРИЩИ…

Человек остаётся один. ФЕДЯ ЖУКОВ трудно молчал. Он смотрел только на свои руки, в которых с треском ломалась спичка. В тишине, наступившей внезапно, каждый в этой комнате думал сейчас об одном: - А что дальше? Как повернется жизнь парня после этого до конца откровенного и беспощадного разговора? Комсомольская группа решала судьбу товарища. Незадолго до последнего экзамена он пришел в общежитие заметно растерянный, бледный и слегка под хмельком. Рудик Вачаев удивленно остановил его:

- Да что случилось у тебя, Федька?

  В ответ Федя неохотно буркнул:

- Так, ерунда. Немного выпил, кто-то на меня наскочил,

  кого-то я стукнул.

А потом выяснилось: Федор Жуков, комсомолец и активист, лучший командир студенческого отряда УПИ на целине, совершил тяжкий проступок. Он ударил пожилую женщину. На комсомольском собрании даже самые рассудительные ребята не находили слов от возмущения.

Ударить женщину! Никаких оправданий!

- Ты думаешь, если у тебя горе в семье - заболела мать, то можно напиваться и бить, кто под руку попадет?

  Может, ты и на работе будешь драться под настроение? Какой же из тебя инженер!

  Что он мог ответить? Против него - даже значок разрядника, такой неуместный сейчас на груди.

- Тебя, дурака, боксу обучили, чтобы сильным был, мог за правое дело постоять.

  А ты эти приемы против кого использовал?Подумай только!

Рудик даже вперед подался, словно хочет стать в эту минуту рядом, объяснить, наконец, товарищу, что в нем давно не нравится, беспокоит.

ТРИ ГОДА он учился с ними в одной группе. На первом курсе ребята выбрали его в групповое бюро, он стал их первым бригадиром на целине. И здесь о нем заговорили: талант, организатор. Потом выбрали в факультетское бюро. Пожалуй, тогда-то и начали замечать: на первом месте у Феди - «я», для него это значительней и важнее всего на свете. Все идут дежурить на институтскую конференцию - Жукову не обязательно. В группе комсомольское собрание - ему не интересно: масштабы не те.

И ничего ему не стоит ввалиться с шумом поздно ночью в комнату, где уже все спят (пусть просыпаются - Федька идет!), и развязно толкнуть плечом девушку (плевать, если обидится). Несколько раз видели ребята - выпивает Жуков. Потом стороной прослышали о каком-то письме из дома, что-то случилось в семье. Но общительность Федора никогда не доходила до откровенности о себе самом. Не доверял он никому своего сокровенного. Постепенно перестали доверять и ему. Так Федор Жуков остался один. И сорвался. Упрямо опущена голова.

Хриплое: - Судите, раз виноват...

Рядом, не видя друг друга. НО ПОЧЕМУ отводят глаза товарищи, голосуя за исключение Федора из комсомола? Почему вспоминают сейчас другие имена - Гену Аникеева, Эрика Соловьева, Виктора Корякина?.. Их нет уже в институте. За два с половиной года группа потеряла уже четырех человек. После каждой сессии когонибудь да отчисляли. Тяжелый, постыдный счет. В чем же дело? Что это − случайность, просто невезение какое-то? Ведь эту группу на курсе считают сильной. Посмотрите, сколько здесь людей работают в бюро, студсовете. И все знают: если надумают здесь что-нибудь сделать - на лыжах сходить или субботник устроить, всегда все получается. И все-таки как этого мало - встречаться на лекциях, субботниках и прочих полезных «мероприятиях»! Если после таких мероприятий тут же теряют из виду своего соседа по парте, по недавней работе, значит, хорошие дела - заслуга не всего коллектива, а каждого в отдельности,

Когда симпатичный всем парень Виктор Корякин сознался на комсомольском собрании, что он попал в компанию воров, поэтому и некогда было ходить в институт сдавать зачеты и экзамены, все только ахнули: «Так вот как он, оказывается, «болел»! А мы-то еще возмущались приказом - отчислить за несдачу сессии без уважительных причин»... Впрочем, в тот же день группа сменила гнев на милость и поручилась в деканате за Корякина. А он опять не сдал экзаменов. До сих пор об этом вспоминают с сожалением. Оказывается, дальше первого знакомства дело за два года не пошло: спортсмен, общительный очень - ничего, вроде, парень. - Да, знаете, просто был самый высокий в группе, больше ничего о себе не оставил, - сознается Оля Намятова. Вот в чем суть. Не умный, обидчивый, вспыльчивый, задушевный, а просто высокий. Разве распознаешь здесь, что у человека на душе, разве сумеешь помочь, если всего-то в нем и видишь, что красивый да высокий.

Так и жили рядом, не видя друг друга, 25 комсомольцев в группе, которая считалась дружной, и где в трудную для себя минуту человек мог остаться совсем один. А ЧТО ЖЕ комсорги? Они благополучно сменяли друг друга, ни один из них так и не догадался, что самое-то главное в его работе - люди. Да и сами комсомольцы, выбирая комсорга, не вожака в нем видели. От него требовалась только аккуратность - взносы собирать, а вдумчивость и проницательность - зачем ему? Этой осенью на собрании выкрикнул кто-то имя Вити Серова − выбрали. А он только в комсомол вступил, новичком себя чувствует. Сейчас, когда группа впервые осознала ответственность за судьбу товарища, очень важно, кто поведет ее. Осознать - еще не значит измениться. Сегодня еще перепутье. А завтра? Будет коллектив или нет?

И хочется подсказать: не робей, комсорг, начни с самого простого, будь первым, когда надо быть внимательным и требовательным.

И не только на комсомольском собрании, а каждый день. И пусть это станет тоном группы! Может быть, даже останется тем же план работы, но между походами, конференциями и собраниями пусть будет место и для заботы о заболевшем товарище, для горячего спора о характере комсомольца, для наступления на роковую черту - «городские» и «общежитские» - и просто для дружной песни вечером в студенческой комнате. И тогда ты будешь уверен: пройдет еще пару лет, и на пороге пятого курса твои товарищи среди других экзаменов, последних в институте, смогут сдать и экзамен на дружбу, коллективизм. Он незримо стоит в списках всех факультетов и специальностей.

Только вместо экзаменатора, задающего вопросы, - сама жизнь.

И. Сергеева - На смену!, 1 апреля 1959 года

Е.И. КАЗАНЦЕВ

Сообщение о смерти И.В. Сталина вызвало неподдельное горе в среде преподавателей и студентов УПИ. Об этом событии вспоминает Е.И. КАЗАНЦЕВ.

- В марте 1953 года в стране случилась большая беда - тяжело заболел и вскоре умер Генеральный секретарь ВКП(б), человек, под руководством которого страна победила в кровопролитной борьбе с немецким фашизмом и успешно восстанавливала разрушенное народное хозяйство, - И.В. Сталин. Абсолютное большинство советского народа искренне переживало эту трагедию. В это время членам комитета ВЛКСМ и факультетских бюро пришлось ходить по поточным лекциям, лабораториям, общежитиям и разъяснять всем, чтобы студенты не стремились ехать в Москву на похороны, так как в Москве соберется и так много людей, и далеко не все смогут пройти в Колонный зал Дома Советов, в котором проводится прощание с умершим. Просили всех ещё больше уделять внимания учебным делам.

На сцене актового зала был установлен большой портрет И.В. Сталина. С 10 ч. утра до 22 часов каждый день шло прощание. Лучшие преподаватели и студенты были в почетном карауле. Выступавшие, а также многие из присутствовавших людей не скрывали слез. В день похорон перед главным учебным корпусом состоялся митинг, на котором присутствовало много тысяч преподавателей, сотрудников, студентов, жителей окрестных домов. В этот период шел массовый прием в комсомол школьников, молодых рабочих, студентов - своеобразный «сталинский призыв». Будучи членом бюро РК ВЛКСМ, помню, что желающих вступить в комсомол было много: в день принимали 200-300 человек.

О том времени мы можем судить и по воспоминаниям С.Н. НОВИКОВА.

«Мы были воспитаны прочно: с раннего детства в сознании формировалось полное доверие к тому, что говорят официальные источники. Характерным примером этому может служить эпизод, который произошел в дни после смерти И.В. Сталина.

Не стану говорить, какое это было для нас потрясение и личное горе: это все знают. Но мой друг, с которым я прожил бок о бок пять лет в одной комнате общежития, деликатнейший Лева Толстов (мы звали его «Леви» за изысканность) как-то обронил, что Сталин не совсем такой, каким нам его представляют… Помню, какую бурю протеста в душе вызвало у меня это осторожное замечание. Долго еще я раздумывал: как мог Леви такое сказать? Наш ли он человек? (А он как раз имел основания, так как его семья, как потом выяснилось, пострадала от репрессий). Этот маленький эпизод показывает, что кафедра ОМЛ хорошо делала свое дело. Никаких самостоятельных мыслей, попыток узнать истинную историю и философию из первоисточников (да и где их можно было найти?) у нас не было и не должно было быть. На современном языке можно сказать, что мы были прочно зомбированы». Трудно сегодня соглашаться или не соглашаться с автором этих строк. Специфика физтеха, как нового факультета, была настолько значительна и определялась не столько поставленной задачей, сколько коллективом нестандартно мыслящих преподавателей и студентов. Поэтому уже в 1950 году факультет почти по всем направлениям вузовской жизни заявил свое «я».

В. Некрашевич

Студенты-физикотехники, осознавая свой особый статус, понимая всю ответственность честного исполнения своих обязанностей перед Родиной, не могли не говорить о том, что этому мешает. Поэтому неудивительно, что в 1950 году на институтской отчетно-выборной конференции комитет ВЛКСМ института получил неудовлетворительную оценку своей работы по предложению делегации физтеха. А «озвучил» это предложение секретарь бюро ВЛКСМ 5 курса В. Некрашевич.

Главный мотив - формализм в работе. Институту это «аукнулось» сменой комсомольской верхушки, факультету «предложили» делегировать несколько человек в состав нового комитета, а у институтского руководства возникло несколько настороженное отношение к факультету.

В последующие пять лет репутация физико-технического факультета как хорошо организованного факультета существенно возросла, были завоеваны призовые места, получены грамоты, призы и кубки. В институтских общественных организациях стала формироваться физтеховская прослойка лидеров. Так, в 1953 году комсомольская конференция УПИ избрала секретарем комитета ВЛКСМ института студента ФтФ Е. Казанцева. В послевоенный период это был первый из секретарей комитета комсомола - не участник войны. Именно Е. Казанцев осознавал необходимость работать системно, «не числом, а умением», необходимость перехода от командных методов к формированию убежденности, что центром воспитательной работы должна быть группа. Многое удалось реализовать из задуманного!

И комсомольская организация физтеха не подвела своего секретаря. Благодаря инициативе физико-технического факультета в институте появилась военизированная зимняя эстафета (автор идеи - В. Голубенков, член бюро ВЛКСМ ФтФ), которая проводилась более 30 лет. Зато две идеи, вышедшие из недр физтеха, действенны до сих пор. Первая - это проведение фестиваля под названием «Весна УПИ», вторая - организация стройотрядовского движения. Обе идеи относятся к 1956-1957 г.г. и связаны с именем Е. Казанцева. Эти начинания оказались настолько жизнеспособными, что сохранились до наших дней, став для многих поколений подлинной школой жизни, сняв на многие годы с комсомола обвинения в излишнем формализме и косности.

Молодежный воскресник

газета "За индустриальные кадры" - 1955 год

В воскресенье свыше тысячи студентов вышли на строительство завода железобетонных конструкций. Комсомольцы расчищали территорию, подвозили строительные материалы, рыли траншеи. Молодежь трудилась с большим энтузиазмом. Особенно хорошо работали студенты физико-технического факультета.

В 1956 году под руководством Е. Казанцева на алтайскую целину выехали две смены сводного отряда студентов УПИ по 2500 человек. Они выработали 200 тысяч трудонорм и заработали более 4 миллионов рублей. Более 1500 студентов за отличную работу были удостоены медали «За освоение целинных земель», 4000 студентов получили Знак ЦК ВЛКСМ «За освоение целинных и залежных земель». Алтайский отряд повторил трудовой героизм и в следующем году. В 1957 году много сил было отдано благоустройству Втузгородка.

Вспоминает Е.И. Казанцев. «С лета 1957 года комсомольской организации пришлось много заниматься благоустройством и озеленением площади им. С.М. Кирова от ул. Кузбасской (в последующем - Ю. Гагарина) до главного корпуса УПИ и между корпусом металлургического и химико-технологического факультетов до Суворовского училища. Проект благоустройства и застройки двух жилых домов был выполнен выпускником УПИ архитектором Г.В. Шауфлером.

В 1960 году комитету ВЛКСМ выпала почетная обязанность - принять участие в строительстве Белоярской атомной электростанции, первой в мире промышленной АЭС. Честь начать строительство выпала комсомольской организации физтеха (командир отряда Николай Скробов, комиссар - Александр Шварцвальд)». В 1958 году более одной тысячи студентов работали на уборке урожая в Новосибирской области. Обращение комитета ВЛКСМ «Студент! Свердловску картофель дай! Меньше копайся - больше копай» стало лозунгом работы. Урожай был убран на площади 1500 гектаров, а для Свердловска привезли 8000 тонн первосортных клубней. В 1958 году был сформирован сводный кустанайский «десант». Студенты института сдали государству свыше 6 миллионов пудов зерна. Благодаря работе контрольных постов сохранено 600 тысяч пудов хлеба. Этим хлебом можно было накормить такую страну, как Франция, в течение недели, а студентов УПИ - в течение 70 лет. Именно в эти горячие дни у комсомольцев УПИ родился призыв:

ТЕБЕ ГОВОРИМ МЫ, СТУДЕНТУ-РАБОЧЕМУ: ПОМНИ ВЕЗДЕ - НА ПОЛЯХ, НА ТОКАХ

КАЖДОМУ КОЛОСУ БЫТЬ ОБМОЛОЧЕННЫМ, КАЖДОМУ ЗЕРНЫШКУ БЫТЬ В ЗАКРОМАХ.

Силами студентов было отремонтировано 99 комбайнов, 6 тракторов, 50 сеялок, 20 плугов. Было построено 28 жилых домов, 12 животноводческих помещений. Так рождалось целинное движение в УПИ и на физтехе. Но об этом читатель прочтет чуть позже. Зеркалом студенческой жизни была стенная печать. Она, как правило, содержала сатирические материалы, дружеские шаржи, освещала основные события, происходившие в стране, институте и на родном факультете. Как и на каждом факультете, была традиционная меловая «Молния» - мобильный орган, который сразу реагировал на все события. Выпускалась она почти ежедневно группой художников.

Фотоснимки «Молнии» до сих пор хранятся в личном архиве у С.П. Распопина, отвечавшего за ее выпуск. Первая стенная газета физтеха представляла собой всего несколько листов ватмана, но оформлялась с большим вкусом. Появилась она в 1949 году и выпускалась один раз в три месяца. Первый ее номер назывался «Физико-химик», а в дальнейшем - «Физико-техник». Она стала органом бюро ВЛКСМ и являлась не только информационным, но и сатирическим изданием. В редакцию газеты всегда входили остроумные и талантливые студенты. Они старались сделать освещение текущих событий интересным и неординарным. Первым ее редактором был С.П. Распопин. Интерес к «Физико-технику» рос от номера к номеру, и вскоре газета завоевала такую популярность у студентов, что в перерывах между лекциями возле нее стояла толпа студентов, и не только с физтеха. Популярной была и эстафета на приз газеты «Физико-техник». Она представляла собой самое массовое мероприятие. В этих факультетских соревнованиях участвовала почти половина всех студентов физтеха.